We use cookies to make your experience better. To comply with the new e-Privacy directive, we need to ask for your consent to set the cookies. Learn more.
Книга, которой пока нет названия (Часть 32)
Глава 76
Нужно ли говорить, что после нападения обезьяны все оставшиеся до вылета в Таиланд дни, я решила не высовывать нос за пределы своего поля.
«Ничего страшного! Поскучаю немного! Но зато уже без неожиданностей и эксцессов!» - рассуждала я сама с собой. Но, в который раз мои измышления о покое оказались не верны…
Приняв свои утренние лекарства и отслушав утреннюю молитву Валабы, я улеглась на кровать с имеющейся у меня в наличии книгой про чудесных индийских богов. Лениво перелистнув страницы про сказания о Кришне, где совершенный Бог с лёгкостью побеждал многочисленных демонов, я дошла до глав о Шиве – одном з трех индийских верховных Богов.
Я не вспомню уже, сколько легенд, культов и вероисповеданий я старательно изучала в университете, сколько идолов и храмов встречала в своих многочисленных путешествиях! Но… - никогда и ничто не оставалось во мне чем-то большим, чем просто знанием.
Совсем иначе складывалась моя история с Шивой: уже тогда, когда в свои первые дни по приезду с Индию я столкнулась со статуей этого Бога во Вриндаванском храме, что-то пошло не по стандартной схеме - Шива поселился где-то внутри меня. Я думала о нем очень часто в ситуациях, когда мне было грустно, или, наоборот - радостно. Мое воображение рисовало его огненный танец на фоне разрушающегося и изжившего себя мира, когда сгорают и стираются все материальные очертания того, чему суждено родиться заново. Сильный, красивый, черноглазый Бог повелевал стихиями, танцевал, провожая эпоху в ее последний путь. Для того, чтобы потом сесть в позу лотоса и с полузакрытыми глазами приветствовать новый мир, в котором он так и останется владыкой всего непонятного - призраков и духов, будет одновременно темнотой и светом, жизнью и смертью, созиданием и разрушением. Он будет оставаться непостижимым, абсолютным, но в то же время очень «человечным» Богом, любившим одну единственную женщину и находящим в каждом новом перевоплощении свою Богиню - могущественную, грозную и властную воительницу Кали, повелительницу материального мира богиню Дюргу или Парвати. Изложенные в моей книжке легенды о воплощениях жены Шивы были сложными и запутанными. Но понятным и непреложным был факт того, что Шива находил эту женщину в каждом новом перевоплощении и всегда любил ее очень понятной любовью - с нежностью, заботой, ревностью и страстью.
Листая страницу за страницей, я все больше и больше погружалась в попытки понять и постичь этого Бога, но основное действо происходило совсем не в моем сознании! С каждой прочитанной строчкой, я чувствовала, как Шива становится моим Богом, медленно вытесняя из меня христианские догмы о греховности, страдании и покаянии. Чувство принятия нового Бога было настолько неожиданным и стремительным, что я, как человек совсем не религиозный, даже испугалась.
«Совсем ты уже наверное теряешь разум на этом лечении!» - спешно заговорил мой внутренний собеседник, искренне не любивший никаких кардинальных изменений.
- Может, и теряю! Но ведь хорошо почему-то становится от этого! - я улыбнулась нарисованному в книге изображению Шивы, но, прислушавшись к очень трезвым доводам собеседника, все же решила пока повременить с окончательной сменой своих религиозных убеждений.
Закрыв книгу, я встала с кровати и несколько раз прогулявшись взад-вперёд по своей крошечной комнате, стала выдумывать дело, которое могло бы занять меня в пределах дома.
«А не приготовить ли самой себе какой-нибудь еды?..» - мой собеседник выдвинул предложение, которое показалось мне весьма неплохим.
Так уж вышло, что стряпня Акинчаны и Анурады всегда отталкивала меня своей однообразностью. Но лучше сказать не так: мне не нравился принцип приготовления еды! Дело в том, что гастрономическая традиция дома на горе призывала затушивать абсолютно все продукты до состояния однородной бесформенной массы так, что по внешнему еды было отнюдь не легко определить ее состав… Да что там! Определить состав было непросто также и по вкусу!
«Баклажаны сегодня?» - спрашивала я иногда, практически не сомневаясь в правильности своего предположения. «Нет, матаджи, это был шпинат!» - отвечала Анурада, и я, в который раз грустно повисала над тарелкой массы бурого цвета, щедро сдобренную специями и ненавистной мне черной солью.
Я это ела.
Ела много дней о тех пор, пока шеф повар ресторана на Гоа не показал мне, что и за набором разрешенных в моей диете продуктов, тоже есть жизнь! Нормальная, привычная европейцу жизнь в виде тыквенного пирога, морковных котлет, овощного рагу, соте, блинчиков из кабачков – меню, создаваемое моим чудесным поваром, практически не содержало повторов, и искренне радовало разнообразием вкусов и комбинаций.
«Я бы хотела… А что бы я хотела?!» - томно спрашивала я сама у себя, беспечно валяясь на кровати своей индийской комнаты без окон. Но, достаточно быстро сопоставив свои желания со своими возможностями, я остановилась на варианте жареной морковки, и, не ожидая совершенно никакой беды, вышла из своей комнаты.
Застыв в пороге того, что мои домочадцы именовали кухней, я начала осматриваться по сторонам в поисках необходимых мне вещей: ножа, доски, тарелки, сковородки, самой морковки… Но, мой мирный созерцательный сплин был прерван, едва начавшись – спустя минуту после моего появления на кухне, там же появился и Валаба!
Засев на пластиковом стульчике в нескольких шагах от меня, он молча наблюдал за моими действиями, и, для него, как для главы традиционного кришнаитского семейства, это было весьма странно! Потому, что в классическом индийском укладе дома на горе готовка еды была всегда исключительно женским делом.
«Ну пусть сидит…» - подумала я сама про себя. «Мало ли, что у него на уме! И вообще – не мое это дело!» Простояв ещё несколько секунд без движения, и, рассматривая незамысловатый кухонный инвентарь, я решила всё-таки начать. Дело осложнялось тем, что все, что я сумела найти глазами, располагалось в очень нелогичном и хаотичном порядке... Так, например, холодильник, в котором, как я предполагала, лежат овощи, стоял в кухне около крошечного окошка, ложки и ножи находились в противоположном от холодильника углу, мойка - где-то посередине между столовыми приборами и холодильником, а вот сама плита вместе со сковородками и кастрюлями стояла почему-то в коридоре... На полу!
«Ладно! Как-нибудь справлюсь!» - мысленно сказала я сама себе. Напевая себе под нос какую-то мелодию, я все еще ни о чем не подозревая, подошла к холодильнику, и, думаю, что даже не успела его открыть, а только-только протянула руку…
- Эй! Что ты делаешь?! Что ты делаешь, Лена?? – Валаба, который до того дня был известен мне как очень уравновешенный и спокойный человек, закричал в тональности укушенной пчелой гимназистки. Вскочив с пластикового стула, он практически в прыжке преодолел расстояние кухни и призывно остановился между мной и холодильником.
– Лена матаджи! Лена матаджи! – выкрикнув мое имя несколько раз, Валаба перешел на хинди и, не разделяя свою речь какими бы то ни было смысловыми паузами, продолжил очень возбужденно и воодушевленно сотрясать пространство плотным и очень недобрым криком.
- О! - от неожиданности я практически потеряла дар речи. - Прабу… Я хотела взять морковь… Я видела, что она вроде бы здесь лежит? – я собирала в кучу какие-то слова, но при этом чувствовала, что от безостановочного ора Валабы у меня буквально подкашиваются ноги. «Я же не сделала! Ничего плохого я не сделала!» - звенело в моей голове. «Надо просто объяснить ему! Но почему же он так кричит??» - думала я под нескончаемые вопли, льющиеся на мою голову за преступление, которое я, как мне казалось, не совершала.
- Нет! Тебе нельзя открывать холодильник! - Валаба нервно жестикулировал руками! - Потому, что холодильник - это чистое место! И все продукты там тоже чистые! Разве непонятно это тебе?! – на двадцатой фразе безостановочного крика, у Валабы наконец-то получилось донести до моего сведения смысл великого гнева, но от этого стало нисколько не легче: злость, посылаемая Валабой посредством слов и жестов руками, продолжала летать по кухне неконтролируемыми вихрями. Стоя перед Валабой и перед злосчастным индийским холодильником, я чувствовала, как внутри меня комком скапливается очень горькая и по-детски сильная обида. Ведь и в самом деле – я была абсолютно уверена в том, что не сделала ничего плохого!
- Ну… У меня чистые руки! Чистые! – кое-как совладав с собой, я подняла вверх ладони. – Я помыла руки прежде, чем появиться на кухне, прабу! – я подбирала слова, и, как могла – очень угловато и неумело - защищалась от предъявленного мне обвинения.
- Ты не понимаешь! Ты не хочешь ничего понимать! – несмотря на мои очень извиняющиеся реплики за проступок, который я, в общем-то не совершала, уничижающий тон Валабы не смягчался - он так и продолжал бросать в меня одну за другой колкие и односложные фразы:
- Вся еда в холодильнике чистая! Перед тем, как положить туда продукты, мы предлагаем их Кришне! Другими словами – я кладу продукты на наш домашний алтарь, потом читаю молитву, и, только после этого, получив благословение Кришны, я складываю продукты в холодильник! Прикасаться к еде Кришны могут только преданные Кришне! А ты что?? Ты не захотела стать преданной! Поэтому и к чистой божественной еде ты тоже не можешь прикасаться! – продолжал кричать Валаба, глядя при этом на меня в упор так, как будто бы я только что попыталась осквернить его личную, самую священную святыню!
«А вот оно что!!! Как и можно было догадаться – все дело в Кришне! А что бы еще могло бы так разозлить и взволновать праведных жителей священного города!» - выдохнула я сама про себя, и почему-то очень расстроилась.
«Угораздило же меня попасть в самое логово кришнаитских нравоучений!» - я продолжала внутренний диалог, ощущая, как на смену изначальному огорчению приходит злость: ничем не прикрытая и очень оправданная, как мне казалось, злость.
Но, как бы ни было – дом был не моим, не моими были и правила! И, увы, не мне было можно эти правила менять. Потому, я сдержала себя от злой гримасы, и, сглотнув остатки своей горькой обиды так и осталась стоять на одном месте - без движений и без слов, и, не понимая, что делать, просто ждала от Валабы хоть какого-нибудь развития ситуации.
- Подожди два часа! Акинчана с Анурадой вернуться с базара и приготовят тебе то, что ты скажешь! – продолжая вызывающе стоять между мной и холодильником, Валаба был непреклонен в вопросе защиты божественного питания. Но, все же - что-то в его взгляде говорило о том, что его первичный гнев понемногу проходит, и, сменяется снисхождением в отношении необразованной белой женщины, которая попыталась попрать святыню отнюдь без злого умысла.
- Хорошо, прабу! – улыбнувшись своему невольному обидчику, я чувствовала, как понемногу возвращаю утраченное всего минуту назад самообладание. - А что, если вы своими руками дадите мне овощи, а я их просто сама себе приготовлю?.. Очень хочется кушать, а к приходу Акинчаны мне будет уже поздно обедать из-за таблеток, - рассуждая о возможных сроках возвращения хозяек дома, я вдруг осознала, что полностью приняла правила игры и была бы готова на любое компромиссное решение Валабы. И, он, как мне показалось, почувствовав в моих интонациях смирение и принятие, тоже решил пойти на уступки.
- Ладно, Лена матаджи, ладно! Скажи, что тебе дать - я дам! Но только обещай мне ничего не трогать своими руками!!! - Валаба смотрел на меня, не моргая. Так, как смотрят на маленьких провинившихся детей, пытаясь взять с них обещание не повторять какую-то шалость, или, может быть так, как смотрят святые отцы на заблудших грешников, пытаясь породить в них страх новых прегрешений. Как бы ни было, но я стояла под взглядом черных колких глаз Валабы я чувствовала себя как под прицелом, как перед Библией, на которой я собиралась вот-вот поклясться с своей былых пороках и будущей праведности.
- Я не трону холодильник ни в коем случае! Обещаю! - я смотрела на прабу и понимала, что, соглашаясь допустить меня на кухню, он очень серьезно жертвует своими принципами. Но, по неестественно движущимся желвакам на скулах я догадывалась, что приносимая жертва давалась ему нелегко… Очень нелегко!
- Хорошо, Лена матаджи! Я поверю твоему слову! – бросив на меня последний взгляд «глаза в глаза», Валаба резво нырнул в темное пространство под мойкой, и, достав из стоявшей там картонной коробки две маленьких морковки, положил их передо мной. - Вот тебе нож, ложка, масло для жарки… Что ещё нужно?
- Ещё соль и специи, пожалуйста, - промямлила я, всем своим видом пытаясь соответствовать торжественности момента - допущения неверующей на территорию намоленной кухни.
- Ага… Сейчас! - Валаба насыпал в плоскую металлическую тарелку чёрную соль, перец, кориандр… - Хватит тебе?! Банки со специями тебе трогать тоже запрещено! – во избежание моего возможного непонимания или непослушания, Валаба повторно проговорил запрет.
- Я не знаю, прабу… Честное слово! - глядя на кучки специй на моей тарелке я искренне не могла понять, достаточно ли будет соли и захочется ли мне добавить в свою морковь чего-нибудь ещё из разрешённого: зиры, куркумы, или, может быть, зёрен горчицы.
- Ох… - Валаба скривился от мысли о том, что попустительство с его стороны, возможно, ещё не закончено. – Послушай, Лена матаджи! Я сейчас буду занят - ко мне придёт человек, с которым я хочу обсудить сегодняшнюю лекцию про Кришну. Потому если тебе понадобиться что-нибудь ещё - попроси Раду. Она где-то в доме. Но ещё раз повторяю - не прикасайся сама ни к специям, ни к холодильнику, ни к каким другим продуктам! – кивнув головой в знак достижения нами согласия, Валаба поставил на каменную столешницу тарелку со специями, и, к моей большой радости покинул кухню.
«Лучше бы ножи наточил в ущерб своим Кришна поучениям!» - оставшись наконец-то наедине с собой, я начала брюзжать себе под нос. В попытках выплеснуть из себя накопленный в ругани негатив, я, не сдерживая себя, высказалась и об индийском быте, и о мужчинах на кухне, и об ущербности религиозных ограничений... «И вообще, как выживать в этом доме – непонятно!» - умозаключила я, и, не обнаружив нигде разделочной доски, начала пилить тупым ножом завявшую морковь прямо на каменной столешнице.
«К чему ни прикоснись – все сделано как для врагов! Как будто специально для того, чтобы сделать мою и без того тяжелую жизнь еще ужаснее!» - продолжала я свои внутренние диалоги, опустившись на корточки над двухкомфорочной плитой, и, выкладывая порезанную вкривь и вкось морковь в шипящее на сковородке масло гхи.
«Устраивает мне дорогая Индия квест на выживание! Но ничего-ничего! Как-нибудь, но я его все-таки пройду!» - подбодрила я сама себя, все глубже и глубже погружаясь в дело, которое является простым и обыденным для европейской жизни. Но, в моей индийской реальности «жарка моркови» без преувеличения и с первого шага выглядела очень серьезной и ресурсозатратной задачей: с непредсказуемыми трудностями и непредвиденными проблемами.
- Надо чуть добавить газ! Нет! Наоборот - убавить! - я крутила колесико плитки взад-вперёд, грустно наблюдая, как моя морковь почему-то подгорает на разных краях сковородки, совершенно не прожариваясь изнутри. – Как такое может быть? Может, сковорода кривая?? – я безостановочно перемешивала свои морковные соломки-кубики, но эффект пригорания моркови на краях не исчезал, и, все большая часть моего будущего обеда обретала коричнево-золотистый оттенок, так и оставаясь при этом сырой изнутри.
- Крышку! Точно! Нужно ненадолго накрыть ее крышкой! – приветствуя новую идею, и не убирая сковородку с плиты, я засуетилась между кухней и коридором в поисках нужного мне приспособления, но мои поиски оставались бесплотными.
– Крышка, где ты? Отзовись уже давай! – я металась взглядом туда-сюда, и, окончательно разозлившись на свое абсолютное бессилие, начала разговаривать вслух. - Я все-таки сделаю это! – твердила я сама себе под нос, безостановочно обшаривая глазами всю стоящую рядом с плитой кухонную утварь… Но, увы, мои самовнушения об успехе были безрезультатны: я смотрела на кухонный инвентарь с высота своего роста, потом смотрела присев на корточки... Я бегала в часть кухни, где Акинчана хранила ложки… Я заглядывала под мойку, откуда Валаба достал морковь. Я искала за холодильником, возле фильтра с водой, рядом с мусорным ведром… Но, нет – крышки не было! Нигде!
- Черт! Побери все это черт! – ругательство вырвалось из меня совершенно не произвольно после внезапно всплывшего в моей голове воспоминания: много раз до этого видела, как Акинчана накрывает кастрюли не крышками, а тарелками! Плоскими металлическими тарелками…
- В этом доме вообще не существует такой вещи как крышка! – прошипела я, чувствуя, как погружаюсь в какое-то непривычное для себя измерение где-то между злостью, грустью и бессилием. Но все же - в который раз взяв себя в руки, я решила продолжать бороться… Сбегав еще раз на кухню, и, схватив металлическую тарелку, я снова вернулась к своей сковородке. И что?.. Потенциальный обед, который на время своих поисков крышки я оставила на плите на очень медленном огне, совсем не жарился, а наоборот - практически остывал.
- Черт! Черт! - продолжала ругаться я, набросив на сковороду металлическую тарелку и добавив газ. – Оставлю на минуту? Или может дольше?? Сколько она должна там жарится? Сколько?? – я продолжала беседовать сама с собой. Сидя на корточках над сковородкой и слушая, как содержимое, скрытое от меня металлической тарелкой, шкворчит и шипит, я внутренним таймером высчитывала минуты до тех пор, пока в какой-то момент не решила, что пора!
Вооружившись ножом, я пыталась поддеть тарелку, и, посмотреть на результаты жарки моей несчастной моркови. Но, увы - у меня плохо получалось: тарелка диаметром на несколько миллиметров меньше диаметра сковороды и провалившаяся немного ниже ее бортика, никак не хотела поддаваться.
«Ничего-ничего, демоны! Я все-таки сделаю это!» - переходя на новый уровень раздраженности ситуацией, я уже не трудилась выбирать слова для ругательств. Вместе с нескончаемой внутренней бранью я безостановочно орудовала ножом и снова-снова старалась приподнять эту злосчастную тарелку-крышку, но безуспешно!
Нервно прислушиваясь к шипению моркови под крышкой, я старалась так, как, возможно, никогда в жизни и вот - в одной из попыток – то ли чудом, то ли силой моей злости, край тарелки все-таки приподнялся, и, я сосредоточила все свои внутренние ресурсы на последнем рывке – на аккуратном отодвигании тарелки в сторону. Но снова провал – крышка, которую мне с таким большим трудом все-таки удалось подцепить ножом, снова провалилась вглубь сковороды, перебрасывая меня на новый уровень отчаяния и злости.
- Ох уже мне этот индийский быт! - я продолжала чертыхаться и орудовала ножом более агрессивно и несдержанно! Пытаясь помочь себе другой рукой, я обожглась об раскалённый металл, и, уже практически перестала контролировать себя…
- Как они могут так жить?! Как первобытные люди! – я высказывала свои злопыхательства уже вслух, и в момент, когда я уже шипела от злости в унисон со сковородкой, тарелка поддалась и с грохотом полетела на кафельный пол.
- Ну, почему мне так не везет?! - глядя на открывшуюся моему взору морковь, я чуть не заплакала. Сгоревшая с одной стороны и недожаренная с другой - морковь выглядела более, чем печально, и, красовалась на сковороде очередной издевкой Индии над моей и без того расшатанной психикой.
Я не знаю, что удерживало меня в состоянии равновесия.
Видит Бог - в Украине я не смогла бы пережить и трети морковной истории, вышвырнув в мусорник и морковь, и тарелку, и все эти неопрятные кучки со специями. А в Индии я боролась! Я смирялась! Я принимала! Ну, или правильнее сказать – я очень старалась принять!
- Ну, хотя бы не вся сгорела - и за то спасибо! – пробурчала я себе под нос.
Кое-как рассортировав морковь на окончательно сгоревшую и недожаренную, я наколола на вилку и попробовала кусочек той, что должна была стать моим обедом. - Несоленая… - умозаключила я. Машинально протянув руку в сторону тарелки со специями, я вдруг поняла, что соли больше нет – изначально выданная мне Валабой доза оказалась недостаточной.
- Рада! Рада! – пытаясь вызвать на помощь дочь Валабы, я без преувеличения вскипала от злобы, но увы - мой возбужденный крик раз за разом так и оставался без ответа: Рада, которая постоянно находилась в непосредственной близости к кухне, как будто провалилась сквозь землю. И, возможно после того, как она не пришла на помощь, мне бы стоило и в самом деле бросить замысел с морковью, но я была как будто одержима… Честное слово, одержима! Сейчас мне достаточно сложно объяснить был это азарт или голод, но как бы там ни было, мысль о том, чтобы отступиться даже не пришла мне в голову в качестве возможной. И, вопреки какой-либо здравой логике и своей привычной модели поведения я решилась на крайний шаг: повторно обратиться к Валабе.
«Сам виноват» - успокаивала я сама себя. «Что бы такого страшного случилось, если бы разрешил бы мне взять банку с этой чертовой солью!» - упираясь на дверной косяк, я топталась на пороге дома и буравила глазами Валабу, который, согласно своему изначальному плану, заседал на пластиковом стуле всего в нескольких метрах от меня. Оживленно жестикулируя и раскачиваясь из стороны в сторону, он был так увлечен дискуссией с мужчиной средних лет так, что даже не заметил моего появления. А возможно – просто не хотел замечать! Но это, как говорится, было не мое дело! Я была уставшей от своих крысиных и совсем бессмысленных бегов по кришнаитской кухне! Я хотела кушать, и, искренне не видела проблемы в том, чтобы после всего пережитого мной, Валаба мог бы пойти на уступки и сделать паузу в своей высокодуховной беседе в пользу моей очень уже несчастной к тому времени моркови.
- Кх-кх! - после минуты безрезультатного стояния я нарочито громко закашляла, и, к своему удовлетворения все-таки привлекла к себе взгляд хозяина дома.
- Да, Лена матаджи! Что случилось у тебя? - Валаба смотрел на меня в упор и в его глазах читалось очень явное неприкрытое раздражение от моего появления.
- Мне нужна соль! А Рады нигде нет! Извините, пожалуйста, что я вас беспокою, но… - осознав свою назойливость, и очень явное негодование Валабы, я снова перешла на какое-то несуразное бормотание. Пытаясь найти слова, я чувствовала, что под взглядом Валабы, раздражение, которое я испытывала, выйдя из дома, как будто проваливается вглубь меня, в который раз уступая место какой-то беспробудной тоске и жалости к самой себе.
- О, Кришна! Лена матаджи, я не буду говорить много, а скажу тебе только, что это была очень плохая идея – готовить какую-то еду! - извинившись перед собеседником, Валаба встал со своего стула, и пройдя мимо меня, отправился вверх по лестнице, ведущей на второй этаж, а потом на крышу. Именно там, как я поняла, он и нашёл Раду, которая иногда любила забиться туда для занятий вышиванием.
- Рада, пожалуйста, дай Лене матаджи все, что ей нужно! – сказал Валаба, едва спустившись с лестницы. Не дожидаясь подтверждения от дочери, хозяин семейства смерил нас обеих глубокомысленным взглядом, и, удалился продолжать свой прерванный диалог.
- Рада, слушай, дай мне соли быстрее! Я уже час не могу пожарить тут у вас морковь! – обрадовавшись уходу Валабы, и, оказавшись в обществе не зашоренной догмами веры девочки, я наконец-то дала волю своему раздражению. Я очень искренне рассчитывала на то, что Рада быстренько даст мне соль, а заодно – поможет мне справиться с уникальной индийской сковородкой, но в который раз мои расчеты оказались не верны... Застенчиво улыбнувшись, Рада обняла меня за плечи и приподнявшись на корточки поближе к моему уху прошептала: Лена матаджи, у меня сейчас месячные!
- О, Боги! Рада! - я практически взвыла в воздух, чувствуя, как меня накрывает новая волна злости. - При чем здесь это сейчас?! Ты можешь просто дать соли?! – последнюю фразу я специально проговорила очень медленно. Так, чтобы с одной стороны хоть немного успокоить себя, а с другой – донести до своей собеседницы, а заодно и до всего индийского мира простоту своей просьбы. - Соли! Я не просила ничего сверхъестественного, а только соли…
- Нет! Я не могу тебе ее дать, Лена матаджи! - Рада продолжала улыбаться и недвижимо стоять рядом со мной возле дверного косяка. Глядя на блаженно спокойное лицо своей собеседницы, я понимала, что злость вот-вот вырвется из меня тысячей злых демонов, и тогда уж я точно не сдержусь от ядовитых и громких речей в адрес этого дома, этого города, и, своей несчастной жизни в нем. Но, каким-то чудом мысли о моркови, догорающей на сковороде, в который раз добавили мне терпимости.
- Рада, почему ты не дашь мне соль? - собрав в кулак остатки собственной воли, я продолжала следовать за своей целью - собственноручно приготовленным обедом. Но, видимо, все возможные и вместе взятые Боги были против меня, и, именно поэтому присланная мне на помощь Рада так и продолжала стоять непоколебимым истуканом. Вместо того, чтобы помогать, она всей своей мимикой свидетельствовала о том, что настроена исключительно на вредительство: вскинув вверх брови, она смотрела на меня с тенью легкого презрения за мое незнание элементарных, с ее точки зрения вещей:
- Во время месячных девушка считается нечистой! Ей нельзя готовить и трогать продукты! Потому что Кришне не нужна эта кровь! — Рада догоняла свою мимику объяснениями, и, судя по всему, была весьма довольна тем, как здорово и ловко она доносит до меня столпы своей религии.
А что я?.. Мне кажется, что к тому моменту моих злоключений из меня начало вырываться что-то похожее на протяжный утробный стон, но я все-таки еще испытывала надежду:
- Рада, ну это какие-то старые бабкины сказки! Месячные - это естественно! И это нормально! Перестань говорить ерунду! Дай мне соли! Очень тебя прошу! – бросив на Раду умоляющий взгляд, я переместилась на несколько шагов по коридору, где на полу стояла злосчастная остывающая плита с моей уже не подающей признаков жизни сковородкой.
- Не могу, Лена матаджи! Это будет большой грех! - Рада сочувственности наблюдала мои гримасы, но настроена была очень решительно. - Если тебе прямо очень нужно, то я могу попросить у папы!
- Очень мне нужно, Рада, очень! - в который раз чертыхнувшись про себя, я присела на корточки и в который раз включила плиту. Помявшись немного в сомнениях, Рада всё-таки решилась: выйдя из дома, она вернулась обратно через несколько минут в сопровождении отца. Раздражённый своим очередным привлечением к женским делам, прабу спешно прошагал мимо меня на кухню. Погрохотав банками, он вернулся в коридор всего через десяток секунд. Но увидеть соль мне было по-прежнему не суждено: едва поравнявшись с плитой, Валаба закричал так громко, что мне показалось, что он окончательно утратил контроль над собой.
- О, Кришна! Что ты делаешь, Лена?? - глядя на меня в упор, Валаба явно ждал от меня какого-то ответа, но в который раз мой мозг никак не мог постичь причину его злости.
- Я… я морковь жарю… - опешив от очередной дозы негатива, я чуть не подавилась куском моркови, которую решила ещё раз попробовать на предмет нехватки соли, да и вообще пригодности в пищу.
- Лена матаджи! Нельзя есть еду во время готовки! Это – огромный грех! Вот что ты сейчас сидишь и пережёвываешь?! Ты разве не понимаешь, как сильно ты обижаешь этим Кришну?! Ты в лицо плюешь нашему Богу! Понимаешь ты это?! – от злости Валаба вздрагивал всем телом, и Рада, которая откровенно побаивалась отца, враз шмыгнула прочь из коридора в одну из комнат.
- О, Кришна! Я был точно уверен, что тебя просто нельзя пускать на кухню! Ты же вообще необразованная! Ты не понимаешь простейших вещей! – Валаба продолжал свои обличительные речи, слово за словом доводя сам себя до совершенно бесконтрольного состояния. Забыв о правилах приличия, хозяин дома несколько раз очень сильно ударил ладонью по стене, и, только каким-то чудом удержался от того, чтобы не швырнуть находящуюся у него в руке тарелку в сторону плиты, на которой, собственно, и вершилось оскорбление его великого Бога.
- Прабу… - сидя на корточках перед замыслом, который принёс мне столько разочарований, я никак не могла собраться и ответить хоть что-нибудь. Как бы там ни было, но в необразованности и невежестве меня обвинили впервые за всю мою жизнь… Хотела ли я оскорбить его Бога? Должна ли была я изучить кришнаитский кулинарный этикет перед появлением на кухне? – вопросы звучали в моей голове без ответа. Все мое существо, так старавшееся противостоять попытке Валабы засунуть вглубь меня комплекс страшной вины, сжималось и просило снижения интенсивности ругани, струящейся на меня сплошным потоком.
- Прабу…Прабу! - я продолжала повторять одно слово, собираясь сложить длинную речь о нелепости догм и абсурдных правил, о разности культур, о моем нежелании обидеть Кришну, но Валаба просто не давал сказать мне ни слова.
- Рада! Иди сюда, Рада! – Валаба выкрикнул имя дочери с интонацией, совершенно не предполагающей возможности для нее не появиться перед его глазами, и, стоило только Раде появится в коридоре, как Валаба обрушил на ни в чем не повинную девочку длинную речь, которая, как мне понималось, касалась обновления в ее памяти запретов и правил их прекрасной Кришнаитской религии. Крича и очень динамично жестикулируя реками, Валаба вычитывал свою восемнадцатилетнюю дочь, как нагадившего в доме котёнка, но вместе того, чтобы сказать хоть слово в своё оправдание, Рада стояла молча, опустив глаза в пол, и, все ниже и ниже вжимала голову в плечи.
- Харе Кришна! - сказала Рада тихонько после того, как отец сделал в своём обличительном монологе секундную паузу.
- Харе Кришна, Лена матаджи! - повторил Валаба, обращаясь ко мне. - По возвращению Анурада приготовит тебе еду. А меня ждет человек, потому, прошу прощения! - с этими словами прабу вышел прочь из дома, очень ясно давая мне понять, что я не оправдала оказанного мне доверия, и потому мои кулинарные эксперименты можно считать законченными!
- Харе Кришна, - промямлила я вслед выходящему из дома Валабе.
«Сто шестой день жизни в Индии. Голодная. Злая. Несчастливая. Очень далекая от просветления» - написала я в своём дневнике после своего несостоявшегося обеда.
Приняв решение кое-как просуществовать в своей комнате-клеточке остаток дня, я уже была почти готова отключить телефон и лечь спать с тем, чтобы поскорее пережить свою последнюю перед отъездом Вриндаванскую ночь, но моим планом было не суждено свершиться.
В 21-00 по индийскому времени экран телефона зажегся очень неожиданным и непредсказуемым телефонным звонком.