Книга, которой пока нет названия (Часть 17)

Глава 41

Выкупавшись в пластмассовом тазике в помещении, гордо названном «Душевая», я вышла из дома и заняла свое место на стульчике. Было немногим более по полудню, и индийское солнце щедро нагревало наше поле. Метрах в десяти от меня на топчанчике лежал «бродячий ситх» - с нескрываемым удовольствием он нежился под яркими теплыми лучами и напевал Харе Кришна песню.

- Харибол, матаджи! – приветствовал меня ситх так радостно, как будто бы я была его родственником, или как минимум постоянным жильцом дома, при котором он «бродил».

- Харибол, - улыбнулась я в ответ, практически растеряв за время жизни в Индии мою изначальную неприязнь к этому человеку. Не успела я сесть, как мой подопечный теленок оказался рядом, и, то и дело тыкаясь носом мне подмышку, выпрашивал сахара.

- Ненасытный ты какой бычок! Полкилограмма съел уже, а продолжаешь выпрашивать! – отодвинув коровью морду, я разложила на коленках свой маникюрный набор и застыла в созерцании своих рук и ног, и, зрелище это было более, чем печальным. Казалось, что святая Вриндаванская пыль не только темной полоской забивалась под ногтями, но и пропитала всю кожу, изменив ее цвет на желтовато-серый.

- Да отойди ты, говорю! И без твоей помощи уже дважды порезалась! – отодвигаясь от Бенджамина, я снова и снова пыталась отчистить свои ногти, но мои навыки маникюра стремились к нулю - ковыряя свои несчастные руки пилками и ножницами, я только усугубляла ситуацию.

- Ты чего такая серьезная, матаджи! – Анурада вышла из дома с волосами, обмазанными каким-то очередным бальзамом, и, села со мной рядом.

- Что-то не получается маникюр у меня! Вообще, никогда не думала, что буду пытаться сделать это сама, а не в салоне… И я не то, чтобы заносчивая, нет, а просто не умею, понимаешь? – после очередного пореза, я закрыла свой набор и подвинула свой стул ближе к Анураде, давая понять, что я больше ничем не занята, и, готова говорить, о чем угодно.

- Матаджи, я тоже не умею… Только ногти ножницами обрезать могу, а кожу вокруг ногтей мы тут не обрезаем, - Анурада участливо смотрела на мои порезанные руки, и, видимо искала возможности как-то мне помочь.

- Что салонов красоты у вас тут и правда нет? - я задала вопрос, и сама же удивилась своей смелости. Ведь прошло немногим больше месяца с тех пор, как я не могла думать ни о чем, кроме того, как бы пережить, перетерпеть, как бы вылечиться от своей болезни…

- Салоны… Наверное, нет, матаджи. Парикмахерские есть. Помнишь, я тебе показывала на прошлой неделе? Может, там делают маникюр? - Анурада смотрела на меня с надеждой на то, что мы сейчас как-то найдем способ реанимировать мои руки.

- Ты имеешь ввиду вот ту серую будку возле поворота?

- Ну да, матаджи! Еще несколько парикмахерских я знаю!

- Анурада, нет! Салон – это другое! Это - место, где женщины делают разные процедуры в приятной непринужденной атмосфере. Помещение должно быть красивым, должна быть какая-то приятная музыка, люди, делающие процедуры, должны быть вежливыми, улыбчивыми, понимаешь?..

- А какие процедуры, матаджи? – Анурада придвинула свой стол ближе ко мне, приготовившись слушать мой рассказ, как дети слушают сказки о разных чудесах и приключениях. - Расскажи мне, может и мы тут тоже сделаем что-нибудь!

- О, да! Мы здесь, конечно, сделаем! – я меланхолично смотрела в поле, вытоптанное коровами, загаженное, уставшее от долгого отсутствия дождей, и, перед моими глазами снова неслись картинки моей благополучной европейской жизни, в которой массаж и маникюр считались такой очевидной и доступной возможностью.

- Слушай, матаджи, я вспомнила! Здесь есть одна женщина, которая делает массаж прямо дома! Даже Маша ее звала иногда, говорила, то от этих массажей ей легче переносить лечение! Может, эта массажистка могла бы сделать тебе маникюр?.. Ну, или, может просто массаж сделаешь, и, тебе станет как-то веселее?.. – Анурада заговорщицки подмигнула, так, как будто пыталась провернуть вместе со мной какую-то масштабную авантюру.

- А что за женщина, расскажи? А то и вправду от этого лечения бывает как-то нехорошо: не то, чтобы больно, но как-то очень сильная тяжесть в мышцах, как после спортзала… - я вытянула руки вверх, и, уже привычно почувствовала что-то похожее на крепатуру. Тело гудело и как будто саднило, и вены, которые призывно выделялись на моих исхудавших запястьях, красноречиво свидетельствовали о том, что лечение как-то очень ощутимо влияет организм.

- Ты, матаджи, вообще какая-то уникальная! Ходишь, все делаешь… Остальные, кто лечился в нашем доме, все больше лежали. Даже до ворот не каждый день могли дойти…

- Да ну не обманывай ты меня! Да, тяжеловато от этих лекарств, но не так, чтобы до ворот не дойти!

- Я тебе правду говорю! Ты – уникальный человек: ты или не чувствуешь боли, или просто очень сильная – терпишь и все…

- Ну… - Я потянулась за бутылкой, в которой плескался мой недопитый восьмой литр и сконцентрировалась на ощущениях в теле, и, знаете что – это действительно можно было назвать болью – ноющая, тупая, грузная, она не имела ярко выраженного очага, а просто равномерным потоком лилась по всему телу. Так, что в какой-то момент казалось, что боль – это норма! – Давай, пожалуй, организуем массаж! Что это за женщина, расскажи?

- Ее зовут Кумари. Она очень хорошая и добрая. Ее муж – йог. Очень серьезный йог, матаджи! Он почти все время сидит в позе лотоса с закрытыми глазами. Прерывается только на то, чтобы покушать и поспать.

- Ты шутишь, Анурада? – я рассмеялась и даже поперхнулась водой, почему-то представив лысоватого отца семейства в тапочках и домашних рейтузах, денно и нощно сидящего в центре комнаты, и, презревшего наш бренный мир даже в самых ярких его проявлениях типа детского плача или женской красоты.

- А чего ты смеешься, матаджи? – Анурада смотрела на меня в упор и в ее больших черных глазах я читала непонимание, если не сказать, осуждение моего смеха.

- Слушай прости! У меня просто такие странные ассоциации с этой историей про йога. Ты вообще видела его? Как он сидит? А кто в это время семью содержит? Как жена себя чувствует рядом с таким мужчиной?

- Я дома у них, конечно, не была. Но этот йог очень знаменит во Вриндаване! Говорят, что он очень приближен к Богу! На него приезжают посмотреть из других городов даже! – рассказывая, Анурада периодически переходила на шёпот. Так, как будто делилась со мной каким-то очень серьезным откровением.

- Здорово, наверное, что ему удалось приблизиться… к Богу, - я решительно не могла скрыть своего скепсиса, но настроение Анурады заставило меня хотя бы перестать смеяться. – Но все-таки странно это все! По крайней мере я уж точно не хотела бы иметь мужа-истукана… Такого просветленного, что даже и не поговорить…

- Если честно, матаджи, то я бы тоже не хотела такого мужа! Пусть бы лучше обычный был, - Анурада опустила взгляд так, как будто почувствовала стыд за свои слова. Как никак, а для глубоко верующей индуски подобные высказывания были на грани возможного.

- Ладно, чего мы зациклились на муже-то? Не он же вообще массажи делает! Давай позвоним Кумари!

- Да, матаджи, я сейчас же позвоню! На сегодня же договариваться если?

- А почему бы и нет?! Хорошее дело начинать нужно как можно раньше!

- Да! – Анурада хлопнула в ладоши и через несколько секунд оживленно рассказывала что-то на хинди в телефонную трубку.

- Матаджи, Кумари придет через полчаса! – довольная достигнутыми договоренностями, Анурада отложила в сторону свой мобильный. – А расскажи еще о ваших салонах? Пожалуйста! Какие процедуры самые популярные?

- Ой, ну, любишь ты помечтать, Анурада! Ладно, слушай! – болтая и рассматривая инстаграм картинки лучших СПА, мы не заметили, как по полю к нам подошла маленькая худощавая женщина, одетая в темно-лиловое сари. Ростом едва ли выше, чем метр шестьдесят, c черными волосами, подернутыми первой проседью, она выглядела лет на сорок, а может – на пятьдесят. Она разительно отличалась от остальных знакомых мне индусок очень очень отстраненным и грустным взглядом, так, что смотрела она не то, чтобы на нас, но как-то мимо нас, как-то в пустоту. И, именно этот взгляд и мешал мне определить ее возраст.

- О, Кумари матаджи, садитесь, пожалуйста! Хотите воды? – Анурада с привычным ей радушием захлопотала вокруг гостьи, но та, нетипично для индусок отвечала на все вопросы и предложения Анурады очень сдержано и односложно. – Как де ваши дела? Как…? - тут Анурада назвала какое длинное и сложно произносимое имя, и, я поняла, что речь идет о том великом известном йоге, которому по совместительству приходилось быть мужем Кумари.

- Он хорошо, достиг новых уровней познания Бога, - Анурада перевела для меня несколько скупых фраз Кумари, полученных в качестве ответа на ее вопрос. – А она ищет работу потому, что им не за что купить еду, - Анурада переводила практически синхронно, а я пыталась угадать в мимике Кумари хоть какую-нибудь эмоцию, но, увы, безуспешно – все слова и фразы Кумари произносила с одинаково каменным лицом.

- Если тебе понравится массаж, ты сможешь звать Кумари хотя бы раз в неделю? Им сейчас совсем тяжело, – после очередного ответа Кумари, Анурада не перевела, а просто сформулировала вопрос от своего имени. – Но, это только если тебе понравится, - добавила она, смутившись.

- Разберемся как-нибудь, не переживай, - с этими словами мы с Кумари вошли в дом, и, надо ли говорить, что массаж Кумари был совсем непрофессиональным, но она очень старалась, то и дело спрашивая, сильнее ли ей массировать, быстрее ли. Под нажимом ее рук я вжималась в жесткую индийскую кровать, то и дело думая: «Как же так? Как жить, когда муж не интересуется тобой: ни как женщиной, ни как человеком…Когда ты – почти как мебель, как тень – безликая и ненужная. Как жить рядом с каменным истуканом, самой зарабатывать на жизнь, и не роптать?! Не произносить ни одного жалости к себе и к своей жизни?!» Но ответа не было. Как и большинство индийских историй, которые мне довелось узнать за полтора месяца жизни в Индии, вопросы о судьбе Кумари так и остались без ответа. «Наверное, смирение у них в крови!» - умозаключила я, попытавшись отпустить от себя эту историю так, чтобы она не застряла внутри меня, став лично моей обидой и грустью. Вынырнув из своих размышлений, я вдруг осознала, что массаж хрупкой и молчаливой Кумари, хоть и был непрофессионален, но все же очень отвлекал от ноющей боли в теле так, что в какой-то момент мне даже удалось почувствовать забытую легкость в мышцах.

- Ок, матаджи? – спросила Кумари, давая тем самым понять, что массаж окончен.

- Ок, Кумари матаджи, - ответила я. – Через три дня приходите, пожалуйста, снова, - затягивая слова, я пыталась упростить Кумари непонятный для нее английский.

- Ок, ок, матаджи, - Кумари набросила на плечи свой шелковый шарф, и, скрылась за тяжелой массивной дверью моей комнаты, став очередной историей, после которой моей жизни было уже не суждено вернуться в прежнее русло, по крайней мере, в части масштабов смирения и принятия.